Алексей Толстой, "Голубые города" - самое начало, самый сильный, ИМХО, фрагмент:
В стороне от станции Безенчук, Пугачевского ныне уезда, тянулся по
широкой грязище красноармейский обоз. Кругом бурая степь, мокрые тучи над
ней, вдали — тусклая, как трехсотлетняя тоска земли российской, щель
просвета над краем степи да телеграфные столбы с подпорками в стороне от
дороги. Было это осенью 1919 года.
Головная конная часть, сопровождавшая обоз, наткнулась в этой
ветреной пустыне на следы недавнего боя: несколько дохлых лошадей,
опрокинутая телега, десяток человеческих трупов без шинелей и сапог.
Головной отряд, покосившись, проехал было мимо, но командир вдруг
повернулся в седле и указал мокрой варежкой на телеграфный столб. Отряд
остановился.
У столба, привалившись, сидел человек с пунцово-красным лицом и, не
шевелясь, глядел на подъехавших. С обритого черепа его свисала
окровавленная тряпка. Запекшиеся губы шевелились, будто он шептал про
себя. Видимо, он делал страшные усилия, чтобы подняться, но сидел, как
свинцовый. На рукаве у него была нашита красная звезда.
Когда двое всадников тяжело соскочили с коней и пошли к нему,
разъезжаясь по грязи, он быстро-быстро задвигал губами, безусое лицо
сморщилось, глаза расширились, белые от ужаса, от гнева.
— Не хочу, не хочу, — едва слышно, поспешно бормотал этот человек, —
отойдите, не застилайте... Мешаете смотреть... Ну вас к черту... Мы же вас
давно уничтожили... Не топчитесь перед глазами, не мешайте... Вот опять...
С того холма через реку... Глядите же вы, собаки белогвардейские,
обернитесь... Видите — мост над полгородом, арка, пролет — три
километра... Из воздуха? Нет, нет, — это алюминий. И фонари по дуге на
тончайших столбах, как иглы...
Человек бредил в жестоком сыпняке и, видимо, принимал своих за
врагов. От него так и не добились, что это был за отряд, десять человек из
которого валялось у дороги. Сам он остался жить только оттого, что во
время боя лежал раненый в телеге, валяющейся сейчас кверху колесами.
Его положили на воз с овсом. Вечером на станции Безенчук сделали
перевязку и с ближайшим санитарным эшелоном отправили в Москву. Документы
его были на имя Василия Алексеевича Буженинова, уроженца Смоленской
губернии, двадцати одного года.