когда в начале девяностых, вперемешку с сообщениями о летающих тарелках, снежном человеке и Лохнесском чудовище, стали появляться первые сообщения о Петербурге, это воспринималось как очередной бред жадных до сенсаций журналистов. Думал, что поговорят немного и забудут. Но в нищей стране, только что пережившей чудовищную катастрофу, мысль о чудесном городе высокой культуры с поребриками и парадными нашла благодатную почву в умах людей.
Люди, решившие воплотить безумно дерзкую идею подарить сказку миллионам людей вызывали у меня восхищение (тогда я еще не знал об истинных причинах этой великолепной аферы).
Потом, с приближением как-бы юбилея, цели этих людей стали очевидны, но было уже слишком поздно, мысль о реальном существовании этого города слишком глубоко засела в умах людей. Восхищение сменилось не отвращением, а скорее брезгливостью, как к чудесному растению, с великолепными цветами и медвяным ароматом, в глубине своей хранящем трупы убитых и переваренных насекомых, попавшихся на сладкую приманку.
Но когда у нас появился президент как бы из Питера, все остальные чувства сменил ужас. Теперь мало было верить в существование Петербурга, нужно было быть "Питерским". "Питерский" звучало как пропуск ко всем благам. Люди, осмеливающиеся говорить, что они не из Питера, стали считаться людьми второго сорта. А уж сомнения в самом факте существования Питера стали грозить как минимум принудительным лечением.
Теперь у нас ожидается второй президент "Из Питера", конца этой афере не видно. Людей, помнящих, что еще каких-то двадцать лет назад никто не знал ни про какой Петербург все меньше...
(санитары зовут на процедуры, потом наверное допишу)