"Начинать лучше с конца...."
140 лет назад, 17 февраля 1881 года, Александр II утвердил проект, который начали именовать «Конституцией графа Лорис-Меликова». Это событие считали причиной покушения революционеров на императора 1 марта 1881 года и его кончины. Либералы называли документ слабым, а славянофилы — чрезвычайно пагубным. При этом лишь очень узкий круг видел его текст и тогда, и много позднее. Еще дольше почти ничего не было известно о безжалостной тайной борьбе, которую элита вела вокруг него.
...
...Колебания Александра III были вполне понятны и объяснимы. Ведь, по сути, речь шла об ограничении, пусть и самом минимальном, безграничных прав самодержца. И его отец испытывал те же сомнения с тех пор, как ему в 1863 году в первый раз был предложен конкретный план внедрения в политическую систему России элементов парламентаризма. Случилось это вскоре после начала очередного восстания в Царстве Польском, входившем в состав Российской Империи.
13 апреля 1863 года
министр внутренних дел тайный советник П. А. Валуев представил Александру II всеподданнейшую записку, в которой писал, что после появления в 1861 году первых признаков мятежа уже испробованы все способы борьбы с ним — от увещевания до применения оружия. Причем без особого успеха, поскольку поляки упорно сопротивляются и не без оснований рассчитывают на политическую поддержку европейских правительств. И не только пропагандистскую.
«Мятеж,— писал Валуев,— охватил, хотя доселе только в разбойничьих формах, западную окраину империи; искусственно возбуждаемые симпатии к Польше возрастают; крики клеветников России раздаются все громче и выше; наконец, европейские державы вмешиваются в дело».
При этом, по мнению министра, перспективы для России выглядели отнюдь не радужно:
«Нам предстоят на первый раз дипломатические объяснения, а затем война или уступки. Если мы до сих пор не покончили с Царством, то можем ли мы надеяться на скорый успех, когда на его сторону станут новые и громадные силы».
Валуев опасался, что под давлением европейских держав император мог пойти на «дарование Польше таких льгот или преимуществ, которые не были бы предоставлены коренным русским областям». Прежде всего элементов парламентаризма. И потому министр практически умолял императора:
«Дайте России, на пути развития государственных учреждений, шаг вперед перед Польшей.
Вы тогда еще теснее сдвинете вокруг себя всех Ваших верных подданных».
Министр внутренних дел предлагал преобразовать Государственный совет, где обсуждались, выверялись и уточнялись исходившие из министерств законоположения перед их представлением на утверждение императору. Валуев предлагал избирать по 2?4 человека от земства каждой губернии. А для двух столиц, крупных городов и местностей, где не было земских учреждений, продумать отдельный порядок выбора представителей — «государственных гласных».
При этом Валуев неоднократно подчеркивал «неприкосновенность верховных прав самодержавной власти» и по поводу работы гласных в Государственном совете заявлял, что «означенное участие должно быть только совещательное». Вот только из объяснительной записки о новой структуре следовало совершенно иное. Согласно этому документу, съезд государственных гласных должен был действовать на правах департамента Государственного совета и направлять на его общие собрания, где окончательно решалась судьба законопроектов, лишь небольшое число своих представителей.
Министр утверждал, что среди участников общих собраний выборные составят не более трети присутствующих. Но само участие провинциальных деятелей в высшем законосовещательном органе власти, членов которого император назначал из числа наиболее заслуженных сановников, было для членов Государственного совета без преувеличения оскорблением.
Кроме того, самодержавие представляло собой самую благодатную среду для чиновников. Конечно, при смене настроения императора или в результате интриг даже самые высокопоставленные из них могли лишиться положения в свете и всех сопутствующих ему благ. Но те, кто освоил правила игры, могли считать себя самодержцами в руководимой ими сфере, спокойно отметая любые претензии к своей деятельности тем, что лишь исполняли монаршую волю или неверно поняли ее. Так что любое ограничение самодержавных прав они воспринимали в штыки.
Ну и поскольку земская реформа с 1861 года готовилась под руководством Валуева, а земствами ведало его министерство, складывалось ощущение, что он, прикрываясь красивыми словами, пытается значительно расширить свою личную власть.
Ведь именно МВД имело все возможности для влияния на выбор государственных гласных.
Однако и аргументация Валуева выглядела вполне весомо. В особенности в свете все усиливавшегося
давления Великобритании, требовавшей восстановить в Царстве Польском действие конституции 1815 года. Глава МВД настаивал на немедленном принятии проекта, но Александр II решил не спешить и 14 апреля 1863 года писал министру:
«Предположения эти так важны и требуют столь зрелого обсуждения, что я сомневаюсь, чтобы мы успели прийти к какому-либо заключению в одно совещание. Я, однако, вас соберу завтра в 11 ч. Всем прочим дам знать от Себя».
В итоге после всех обсуждений окончательный вариант проекта преобразования Государственного совета был готов 18 ноября 1863 года. Но к тому времени основные силы восставших в Царстве Польском и западных губерниях были разгромлены, и дальнейшее рассмотрение вопроса прекратилось.
Однако три года спустя о подключении выборных к работе Государственного совета задумался его председатель.
...
Рвение генерал-адмирала всегда высоко ценил его царственный брат, назначивший его в 1860 году председателем Главного комитета по крестьянскому делу, который готовил отмену крепостного права. Великий князь участвовал в подготовке и других реформ александровского времени, а в 1865 году был назначен председателем Государственного совета.
Очень скоро Константин Николаевич убедился в том, что многие законы, принятые в ходе подготовки реформ, вместо облегчения жизни жителей России создали немало тяжелых проблем.
Так, позднее его правая рука в Государственном совете — Е. А. Перетц — записал в дневнике:
«В виде примера узаконений неудавшихся можно указать на нотариальное положение 1865 года, которое, как неоднократно заявляемо было Министерством юстиции, постоянно возбуждает неудовольствие вследствие чрезвычайной затруднительности предписанного им порядка совершения актов на недвижимые имущества, особенно ощутительной по отношению к имуществам малоценным».
Кроме этого, слепленного на скорую руку из немецких и австрийских законов положения о нотариусах, было немало других непродуманных решений. 1 июля 1865 года для наведения порядка в городах и в сельской местности мещанским и крестьянским обществам было разрешено изгонять совершающих неподобающие поступки людей. А «исключенным» предписывалось найти себе новое место жительства и приписки. Но никакое другое общество не желало принимать у себя изгнанных.
«По издании этого закона,— писал Перетц,— до такой степени увеличилось число бродяг и совершаемых ими преступлений разного рода, что оказалось необходимым немедленно приостановить его действие в административном порядке».
Великий князь счел, что предотвратить принятие вредных для империи законов можно, приглашая для консультаций специалистов и тех, кто хорошо знает жизнь в провинции. Ведь при подготовке освобождения крестьян приглашали таких знающих людей.
Генерал-адмирал набросал черновик плана привлечения выборных к работе возглавляемого им Государственного совета, а окончательный вариант его, написанный государственным секретарем тайным советником князем С. Н. Урусовым, в 1867 году представил императору.
По плану великого князя выбирать депутатов (по 2–3 от губернии) предлагалось дворянским и земским собраниям. Из избранных предлагалось сформировать два сословных собрания — дворянское и земское. Однако, как говорилось в проекте, «правительство оставляет за собою право собирать их, когда и как найдет полезным».
Никакими функциями, кроме консультативных, два собрания при Государственном совете наделять не предполагалось.
А обсуждать призванные в столицу депутаты могли только то, что им будет предложено. Законодательные и прочие предложения и просьбы избравших их дворянских и земских собраний допускались к обсуждению только с разрешения правительства.
«Все эти предположения,— говорилось в проекте великого князя,— имеют целью: с одной стороны, удовлетворить действительно общему желанию, чтобы голос сословий прямо доходил до престола; а с другой стороны — устранить именно поводы и предлоги к дальнейшему повторению превратного предположения, будто в настоящее время правде прегражден путь к государю».
Информация о появлении некоего разработанного председателем Государственного совета и князем Урусовым проекта реформы власти не осталась тайной. И с этим новым поползновением на ограничение самодержавных прав, пусть и совершенно мизерное, правящая элита справилась без особого труда. К тому времени на фоне начавшегося революционного террора и ожесточенной борьбы с ним само слово «конституция» стало восприниматься как откровенная крамола. И по столице империи поползли слухи, что документ великого князя и есть новая конституция России.
Вопрос о содержании проекта возник на проходившем во дворце заседании Совета министров, и Александр II сказал:
«В городе говорят, будто бы брат мой Константин Николаевич составил с Урусовым проект конституции. Это неправда!».
Реформу Государственного совета он больше с братом не обсуждал. Но его проект у себя сохранил до лучших, а, точнее, до худших времен.
«Весьма неверно осведомлен»
Ситуация в стране после русско-турецкой войны 1877–1878 годов оставляла желать много лучшего.
«Главная причина нынешних наших бед,— записал в дневнике Е. А. Перетц,— минувшая война, стоившая нам более миллиарда рублей. Одних процентов по этой сумме приходится платить 50 миллионов рублей в год. Затем, весьма многие расходы возросли вследствие упадка стоимости наших денег, происшедшего от усиленного выпуска кредитных билетов».
В условиях экономических затруднений, как известно, недовольство вызывает и то, с чем в другие, более благоприятные времена общество готово мириться.
И в числе сильных раздражителей оказалось то, что в освобожденной русскими войсками от турецкого ига Болгарии 16 апреля 1879 года учредительным Великим Народным собранием была утверждена конституция, предусматривавшая создание парламента. О чем в стране-освободительнице даже не заходила речь.
...
...Но конкретного результата министру госимуществ пришлось ждать более полугода. 10 декабря 1879 года император вновь разрешил ему представить прежний проект. Месяц спустя, 9 января 1880 года, получивший громко именовавшийся, но по существу малозначительный пост председателя Комитета министров Валуев смог обсудить с Александром II свой проект:
«При этом случае Государь прочитал мне исчезнувшую с 1866 г. (по другим данным, с 1867 года.— "История") записку вел. кн. Ген.-Адмирала (т. е. Константина Николаевича) приблизительно по тому же предмету. Его предположения уже, и явно, что узость их, в глазах государя составляет достоинство. Разрешено переговорить с кн. Урусовым. Государь притом отозвался, что соберет нас после для совещания, конечно при министре внутренних дел, Шефе Жандармов и проч.».
Валуев зафиксировал в дневнике и реакцию наследника престола, присутствовавшего при разговоре:
«Цесаревич явно недоброжелателен всякому органическому изменению status quо и всякий "конституционализм" считает гибельным.
Явно также, что он весьма неверно осведомлен о настроении в империи, считая конституционные стремления исключительно столичными бреднями».
Но опасность для планов Валуева представлял не только будущий Александр III. 13 января 1880 года государственный секретарь Перетц записал в дневнике слова великого князя Константина Николаевича:
«Государь сообщил мне теперь, что желал бы к предстоящему дню 25-летия его царствования оказать России знак доверия, сделав новый и притом важный шаг довершению предпринятых преобразований. Он желал бы дать обществу большее, чем ныне, участие в обсуждении важнейших дел. По этому предмету существуют два предположения: одно — мое, другое — Валуева, несколько более либеральное. Его Величество желает, чтобы оба эти проекта были обсуждены, первоначально в общих чертах, Особым совещанием, под моим председательством, из Цесаревича, Валуева, Урусова, Шефа Жандармов (Дрентельна) и Министра Внутренних Дел (Макова)».
Казалось бы, императору действительно было бы приятно 19 февраля 1880 года, в серебряную годовщину правления поставить не точку, а своего рода восклицательный знак, подытоживая свои великие, пусть и не всегда складные реформы. Но он не мог не понимать, что великий князь и председатель Комитета министров ни за что и ни в чем не станут уступать друг другу.
На тайном совещании у императора (участников привели в кабинет монарха окольным путем), проходившем 22 января 1880 года, Александр II, как писал Валуев, объявил, что «он только ставит вопрос и предоставляет его обсудить предварительно между нами». Но все участники, кроме двух авторов проектов, высказались против реформы Государственного совета.
«Общее впечатление тягостное,— констатировал Валуев,— даже для меня, хотя я давно знаю моих собеседников… При таких элементах и направлении дела вел. кн. Ген.-Адмиралом, успех вообще становится невозможным».
На следующем заседании он объявил, что больше не будет продвигать свои идеи, но на очередной встрече не оставил камня на камне от проекта великого князя. 31 января 1880 года Валуев записал в дневник итоги последнего, четвертого обсуждения:
«Вчера похоронена вновь — надолго ли, не угадываю,— мысль 1863 года. На совещании у государя ей прочитаны краткие отходные».
Та же судьба постигла и мысли великого князя. Получилось как в известной сказке — волки от испуга скушали друг друга. Но стало очевидным, что главный противник ограничений самодержавных прав — это сам самодержец.
Все и вся, в том числе накопившиеся проблемы, остались в прежнем положении.
«Это правда»
Тем временем недовольство стали высказывать даже те круги общества, которые в жандармских документах именовали «добронамеренными». В марте 1880 года видными отечественными учеными во главе с профессором Московского императорского университета С. А. Муромцевым была составлена «Записка о политическом состоянии России», в которой говорилось:
«В отсутствии способов для правильного и свободного выражения недовольства кроется корень болезненной формы борьбы с правительством».
И аргументированно доказывалось, что никакими репрессивными мерами искоренить зло, приносимое революционерами-террористами, невозможно.
Но получивший документ генерал от кавалерии граф М. Т. Лорис-Меликов, назначенный после очередного серьезного теракта главным начальником Верховной распорядительной комиссии по охранению порядка и общественного спокойствия, подробно изучивший положение дел в полиции, у жандармов, в губерниях, и без того имел обширную информацию о тяжелейшей ситуации в стране.
11 апреля 1880 года он докладывал императору об основных проблемах, имеющихся в стране. Прежде всего в среде чиновников, переживающей тяжелые времена после реформ:
«Новые порядки создали во многих отраслях управления новое положение для представителей власти, требовавшее других знаний, других приемов деятельности, иных способностей, чем прежде. Истина эта не была достаточно усвоена, и далеко не все органы власти заняли подлежащее им место».
Император написал на полях: «Это правда». В докладе говорилось и о наметившемся расколе в правящих кругах:
«Разнообразие взглядов, проявившееся в обществе, проникло и в правительственные влиятельные сферы, где также стали образовываться подобие партий, стремившихся провести в дело свои убеждения при каждом удобном случае.
Затаенная борьба увлекала мнения в крайности».
Лорис-Меликов писал и о застое в крестьянских делах. Докладывал он и о состоянии других сословий:
«Духовенство продолжало, за редкими исключительными явлениями, коснеть в невежестве и мало-помалу лишалось и того влияния, какое имело прежде. Оно отовсюду систематически устранялось, приходы закрывались, духовные семинарии оставались прежними бурсами.
Значение дворянства, как сословия, мало поддерживаемое, постепенно стушевывалось».
Не остались в стороне и общие для всех слоев населения экономические трудности:
«Общие потребности населения возрастали, а между тем ценность бумажного рубля упала, ценность продуктов увеличилась, появились новые налоги.
Все возбужденные подобными явлениями неудовольствия и более или менее основательные разочарования… усиливали с каждым годом число недовольных и уменьшали устойчивость почвы под началами государственного порядка. Параллельно с этим увеличивалась рознь в действиях правительственных учреждений, призванных к охранению порядка, а влияние социальных лжеучений росло».
...
Тем временем министр внутренних дел осознал, что его «диктатура сердца» не помогает справиться с проблемами страны. И шаг за шагом начал продвигаться к идее создания представительного органа власти, очень напоминающего проект великого князя Константина Николаевича. Разница была лишь в том, что ни временные подготовительные комиссии из чиновников, ни общая комиссия из чиновников и избранных от губерний не имели прямого отношения к Государственному совету и должны были заниматься исключительно подготовкой для него отдельных законопроектов под контролем министров. Правда, как считал Лорис-Меликов, некоторые, показавшие себя с наилучшей стороны избранные члены общей комиссии могли бы стать членами Государственного совета.
Самым удивительным в этом повороте истории создания или, точнее, торможения появления отечественного представительного органа власти было то, что император одобрил проект министра внутренних дел. Но почему Александр II после стольких лет переменил свою позицию и 17 февраля 1881 года одобрил проект графа? Ответ нашелся в дневнике сенатора А. А. Половцова, фиксировавшего в своих записях всю доходившую до него информацию. 25 февраля 1881 года он записал:
«Петербург полон сплетнями относительно княгини Юрьевской. Только и разговоров — у кого она была, кто у нее был… Частные лица не приглашают ее, но зато они с Государем отправляются на вечера к Великим Княгиням и там Государь не спускает глаз с лиц к ней приближающихся, следя за степенью оказываемого ей почтения.
Она очень глупа и постоянно говорит вещи самые неуместные.
Лорис-Меликов состоит с ней в теснейшей дружбе и как будто готовит народное представительство с обещанием устроить коронацию княгине Юрьевской».
То есть Лорис-Меликов совершал своего рода обмен — полезного ему зачатка парламента на еще более полезную коронацию. Но за коронованием княгини могло последовать признание законными ее детей от императора. А учитывая ее безграничное влияние на монарха, вслед за тем не исключалась и смена наследника.
Однако 1 марта 1881 года произошло очередное покушение на императора, в результате которого он был тяжело ранен и скончался. Потом последовало выяснение, как и каким образом полицейские и жандармы, у которых заговорщики практически были в руках, ничего не предприняли.
...