Очень замечательно они там объясняют про величие НС (Нила Стивенсона то есть - F.):
В двух словах сделать это будет затруднительно, примерно как: вот это – Солнце, оно светит, греет, раз в три-четыре года выпускает по семисотстраничному роману, и без него была бы невозможна жизнь на Земле.
После недавних разговоров про ДОДО доформулировала, что думаю про последние четыре книги Нила Стивенсона. Как-то так: что Криптономикон великая книга, согласны, наверное, все, кто прочитал. С некоторыми оговорками это можно сказать и про Барочный цикл. Такого синтеза «про людей» и «про идеи» у него больше не было. После Барочного цикла он написал еще четыре примерно равноценных книги, в каждой из которых есть по одной составляющей того, за что мы любим Криптономикон, каждая по форме – в очень жестких жанровых рамках. Настоящий литературный критик сформулировал бы лучше, но поскольку мне волей-неволей пришлось разбираться, как это написано, можно попробовать изложить мои смутные впечатления.
Анафем – только про идеи. По форме это что-то вроде Хайнлайна того периода, когда он писал для подростков. Упрощенный язык, подростки с транспортиром против инопланетян с атомными бомбами, все такое.
Reamde – только про людей и как жизнь проверяет их на прочность. По форме – триллер.
Семиевие – только про технику. По форме что-то вроде Артура Кларка. Целые страницы описаний, как работает такая-то железка, диалоги, в которых герои объясняют друг другу отличие геоцентрической орбиты от гелиоцентрической и так далее.
ДОДО – балаган в лучших традициях романа о путешествиях во времени. Чаще всего сравнивают с Конни Уиллис, но, думаю, это не прямое влияние, скорее общие корни.
Говоря «равноценные», я имею в виду «равноценные для матери-истории» или что-нибудь в таком роде, потому что мало кому нравятся все четыре. Кого-то из моих знакомых совсем не тронул Анафем, но Reamde автор себя в их глазах реабилитировал. Мне Семиевие показалось ужасно скучным. То есть я в нем вижу то, за что люблю НС, и вижу, что неинтересное мне – не баги, а фичи, просто мне эти конкретные фичи как-то ни к чему. Я понимаю, как классно эти фичи сделаны внутри заданных жанровых правил – не хуже исторических стилизаций, только от исторических стилизаций я тащусь, а от артуркларковских описаний – нет.
При этом, разумеется, есть какие-то идеи и человеческие проблемы, которые он исследует снова и снова разными литературными методами, но в общем, мне кажется, где-то как-то так.
По этому поводу опрос (можно выбрать несколько пунктов).
По опыту Афгана и Чечни Соколов узнал в движениях чернокожего боевика то культурное или поведенческое преимущество, которым располагают в критических ситуациях эти люди: они – полнейшие фаталисты и верят, что Бог на их стороне. Русский человек – фаталист несколько иного рода: он убеждён или по крайней мере сильно подозревает, что ему при любом раскладе капец, и решает, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, но не видит за происходящим ни Божьего замысла, ни надежды на шахидский рай.
Представьте на месте шумного, душного колл-центра огромный парк; персонал, оснащенный наушниками, смарт-очками и прочими гаджетами дополненной реальности, прохаживается по дорожкам, обслуживая запросы клиентов. Насколько уменьшилась бы текучесть кадров, и насколько улучшилось бы здоровье сотрудников! Руководить подвижным коллективом ничуть не сложнее – сгодятся те же методы, что применяют в офисах сегодня. А в каком-то смысле даже и легче: можно просто подойти к коллеге и обсудить назревший вопрос.
Мысль может показаться странной – ведь речь идет о революции в жизни современного офиса. Но приглядитесь: мы уже движемся в этом направлении. На улицах Манхэттена и в аэропорту не успеваешь уворачиваться от людей, сосредоточенно уткнувшихся в экраны своих айфонов. Так не лучше ли им ходить вдали от кирпичных зданий и мчащихся автомобилей, без риска для здоровья и безопасности окружающих?
"Мы оставили упаковки в деревне. Запечатанные. Замотанные скотчем. Без инструкций, без сопровождения. Я полагал, что дети будут играть с самими упаковками! В течение четырех минут один мальчик не только открыл упаковку, но нашел кнопку вкл/выкл. Он никогда в жизни не видел включаетелей. Он включил планшет. Через пять дней использование планшетов составило 47 приложений на ребенка в день. Через две недели они уже по всей деревне распевали алфавитные песенки [по-английски]. А через пять месяцев они взломали Android. Какой-то идиот в нашей организации или в Media Lab отключил камеры! И они смогли разобраться, что в устройстве есть камера и [чтобы ее активировать - прим.пер.] взломали Android."
При этом у меня сильнейшее (непроверяемое) ощущение, что с городскими детьми такое бы не прокатило. По ассоциации вспомнился один эпизод. Иду я себе по горам, а тут юрта. В Киргизии в таких случаях принято поздороваться, зайти, выпить чаю, побеседовать, ответить, что ищешь и восстановили ли Москву после войны (последнее – кроме шуток, меня спрашивали примерно в 1980 году). А в руках у меня – наклеенный на картон космоснимок, довольно большой, в полевую сумку не влезает. И разумеется, всё семейство, начиная с младенцев, принимается разглядывать снимок и радостно тычет в него пальцами. И я вижу, что все они, от мала до велика, понимают, где мы на этом снимке и где все остальное. И не то что какое-то уникальное семейство – потом у нас маршрутная пара заблудилась, вышла за пределы снимка, далеко, их наутро привез на ослике киргиз, который по снимку разобрался, куда им надо.
У среднего горожанина на то, чтобы научиться ориентироваться по снимку, уходит довольно много времени, а некоторые не научаются этому никогда.
Но в общем-то и у Стивенсона с "Букварем" по-настоящему получилось только у неграмотной девочки из неблагополучной семьи.
С самого начала нашего сотрудничества я был поражен тем, что новогвинейцы оказались людьми в среднем более сообразительными, более внимательными, лучше способными выражать свои мысли и активнее интересующимися окружающим миром, чем средний европеец или американец. В выполнении некоторых задач, явно показательных с точки зрения работы мозга, — например, способности составить воображаемую карту незнакомой территории, — они обнаруживают куда больше сноровки, чем обитатели западного мира. Разумеется, новогвинейцы, как правило, плохо справляются с заданиями, выполнять которые западных людей, в отличие от них, учат с детства. Поэтому и ни по чему другому, оказавшись в городе, выходцы из глухих новогвинейских деревень, никогда не сидевшие за партой, кажутся западным людям столь недалекими. Мне тоже всегда приходится вспоминать, как глупо я выгляжу в глазах новогвинейцев, когда мы вместе оказываемся в джунглях и я обнаруживаю свою несостоятельность в самых простых вещах (например, в умении не сбиваться с тропы или в возведении укрытия от непогоды), которым новогвинейцы были обучены еще детьми, а я нет.
...Помимо этой генетической причины возможного интеллектуального превосходства современных новогвинейцев над жителями Запада, есть и еще одна. Современные европейские и американские дети проводят огромную часть своего времени в пассивных развлечениях — благодаря кино, радио и телевидению. В среднестатистической американской семье телевизор не выключается семь часов в сутки. Напротив, дети в новогвинейских традиционных обществах фактически лишены возможностей пассивных развлечений, в отсутствие которых они проводят почти все время бодрствования в активных занятиях — в разговорах и играх с другими детьми или со взрослыми. Исследователи детской психологии практически в один голос говорят о важности поощрения и активности для ментального развития ребенка и подчеркивают, что недостаток стимулирования необратимо его затормаживает. Бесспорно, более высокий в среднем уровень развития умственной деятельности, который демонстрируют новогвинейцы, определяется и этим, негенетическим фактором.
Всякий раз, когда я брал с собой новогвинейцев в другие части их родного острова, они регулярно заводили беседы о местных растениях и животных с другими новогвинейцами, попавшимися навстречу, после чего выкапывали или срывали образцы полезных растений и уносили их домой, чтобы там попробовать их посадить.
В первые годы своего пребывания в Новой Гвинее я увидел аборигена, раздобывшего где-то карандаш — в то время практически незнакомую местным жителям вещь, — и он подверг этот карандаш проверке на пригодность в тысяче разных ситуаций, кроме, разумеется, писания: это украшение для волос? колющий предмет (холодное оружие)? нечто для жевания? длинная серьга? затычка для проколотой носовой перегородки?
Николь Галланд написала несколько исторических романов, а потом через знакомого литературного агента попала в проект Нила Стивенсона «Монголиада» — серию интерактивных книг, которые выходили в виде приложений для смартфонов. В компании Нила работали шестеро писателей, включая Грега Бира, но ему понадобился «женский взгляд на историю». Идея «Взлёта и падения ДОДО» принадлежала Стивенсону — вероятно, он поделился ею с Галланд, потому что для образа Мел Стоукс опять же требовался «женский взгляд».
Стивенсон с головой уходит в свой любимый жанр производственного романа, где детали важнее целого
Итог: «Для Атоса слишком много, для графа де ла Фер слишком мало»: для приключенческого триллера роман перегружен подробностями, но в то же время для книг, которых мы привыкли ожидать от Нила Стивенсона, в соавторстве или без, он слишком легковесен.
«Еще несколько лет назад, когда появились голосовые помощники, меня поразило, как они влияют на детей. По опросам, 70% ребят из детского сада и младших классов называли своими друзьями Алису и Сири, хотя последних еще нельзя было считать представителями искусственного интеллекта, потому что они не имели своего мнения и отвечали на вопросы шаблонно, — рассказывает участникам круглого стола профессор факультета психологии МГУ им. Ломоносова, директор Фонда развития интернета Галина Солдатова. — Я никогда не забуду, как пришла к приятельнице, и мы разговаривали, а ее маленькая внучка тихонько сидела в своей комнате. Когда я уходила, то спросила, что она делает. Оказывается, малышка играла в города с Алисой. Никто так долго не может играть в города, как Алиса. Бабушка не знает столько городов».
С нейросетями, которые пришли в этом году, можно разговаривать намного содержательнее.
«Родители в панике. Пространство в детской душе, которое раньше занимали родные, теперь им приходится делить с техносистемой, и с искусственным интеллектом детям бывает интереснее, — констатирует специалист. — Родители спрашивают: нужна ли детям помощь психолога?».
Но, по мнению Галины Солдатовой, помощь психолога в этом случае нужна не детям, а самим родителям, чтобы они не сходили с ума из-за того, что дети стали совсем другими.
«Сейчас растет первое в истории поколение, которое живет в реальном мире лишь наполовину, а остальная часть разума этих детей находится в “цифровой надстройке”. Каким будет это поколение, что с этими детьми делать в школе — никто еще не знает. Известно только, что главное — не паниковать, а попытки запретить детям компьютеры и гаджеты дают обратный, негативный эффект», — полагает психолог.
По ее мнению, на рост искусственного интеллекта родители и учителя, да и люди вообще, могут отвечать только демонстрацией преимуществ человеческого интеллекта.
У одного человека есть Большая идея, как остановить глобальное потепление. Генеральный план, который лучше всего описывается словом «элементарный». Но сработает ли он? И, что еще более важно, какие последствия ждут планету и все человечество после его выполнения?
От техасской глубинки до королевского дворца в Гааге, от заснеженных вершин Гималаев до раскаленной солнцем пустыни Чиуауа, «синдром отката» объединяет людей различных культур с любого уголка планеты на борьбу с реальными последствиями глобального потепления. Но в конечном итоге возникает вопрос: может ли лекарство стать хуже болезни?
Эпический по масштабам и драматичный по перспективам человечества, «Синдром отката» бьет в колокол, показывая возможные решения и опасные риски, объединяя их в захватывающее, остроумное, заставляющее задуматься приключение.
«Polostan» — это первая часть цикла «Bomb Light» Нила Стивенсона, рассказывающая о ранней жизни загадочной Дон Рэй Бьорнберг. Дон родилась на американском Западе в семье анархистов-ковбоев, но после русской революции она оказывается на воспитании у своего русского отца в Ленинграде, члена партии Ленина. Отец называет её другим именем — Авророй. Ранние годы она проводит в России, но затем, будучи подростком, проживает в Монтане, а через некоторое время втягивается в торговлю оружием и революцию на улицах Вашингтона, округ Колумбия, в разгар Великой депрессии. Когда неожиданное открытие о её прошлом приводит к тому, что она попадает под прицел властей США, Дон возвращается в Россию, где её готовят как шпионку в организации, которая позже будет переименована в КГБ.
«Polostan», действие которого разворачивается в бурные десятилетия начала двадцатого века, представляет собой изобретательную, богато детализированную и глубоко увлекательную историческую эпопею, а также начало увлекательной новой трилогии от Нила Стивенсона.